Не хотела я при нём плакать. Совсем-совсем не хотела. Но он же придурок! Довёл! Гонка эта дурацкая. Чуть в аварию не попали. Предложение его. Я в какой-то момент подумала, что Грановский и спрашивать не станет. Просто возьмёт то, что он так хочет, и всё. А потом эта заколка со сломанным зубчиком как последняя капля. Она всё ещё пахнет мамиными духами. Или мне чудится, и просто память так работает, давая фантомное ощущение присутствия единственного близкого человека.
Меня же в детский дом забрали, мама ещё была жива, но заботиться обо мне уже не могла. Потом тётка оформила опеку, и я вернулась домой. Мама ушла в тот же год, словно ждала, когда же её дочка окажется в семье. Разве она знала, что меня ждёт дальше?
Времени прошло уже много, а я так и не смогла её отпустить. Знаю, что это неправильно, но кроме мамы меня никто так не любил. Очень скучаю по её теплу и её улыбкам. За что бы я не бралась, она всегда верила в меня. Живя под одной крышей с тёткой мне пришлось стремительно взрослеть, но в глубине души я, наверное, так и осталась маленькой девочкой, которой не хватает мамы. Хотя бы ещё немножко. Ещё на несколько лет…
Назар паркует машину возле одного из подъездов.
Заходим в лифт. Находиться с Грановским в этой «коробке» очень некомфортно. Она моментально наполнилась концентрированным запахом его одеколона, грейпфрутового дыма и кожи. Жмусь к стене, стараясь удерживать между нами максимально возможное расстояние.
Последний этаж высотки. Металлическая дверь.
Назар проворачивает ключ в замочной скважине и первым проходит внутрь. Я обречённо шагаю следом.
Квартира у Грановского большая и удивительно светлая. Пока мы ехали, я успокаивалась и представляла себе что-то мрачное и жуткое, может даже с паутиной и красноглазыми пауками по углам, как в пещере у настоящего чудовища, но тут всё идеально чисто начиная с прихожей. Только скинутые им кроссовки небрежно валяются у стены, выбиваясь из общей картинки.
На стене висит стильное зеркало в чёрной оправе. В нём отражается моё припухшее от слёз лицо с тёмными следами от туши под глазами. Быстро стираю их пальцами, но «тени», похожие на синяки, всё равно остаются.
Под зеркалом узкий столик. На нём выставлена пара флаконов с одеколонами разных марок, лежит зажигалка, из подставки торчит расчёска.
– Ты так и будешь там стоять? – раздражается Назар.
Я бы, на самом деле, постояла, но он ведь не отвяжется. Чтобы спокойно учиться дальше, мне придётся выполнить выставленное им условие. Проект – это не то, что Грановский требовал в машине.
Сняв обувь, прохожу дальше, невольно поднимая голову и снова осматриваясь. Высокие потолки, большие окна с достаточно широкими подоконниками, чтобы на них можно было сидеть даже ему. Кухонная зона отделена от гостиной парой стеклянных панелей, обрамлённых такими же чёрными рамками, как зеркало в прихожей. Большой, серый, даже с виду мягкий диван, пустой мини-бар, стильные картины на стенах и яркие акценты в виде подушек или мелкого декора.
Мне кажется, чудовищу нравится зелёный цвет. Именно он преобладает в этих ярких акцентах.
На стеклянном столике брошена связка ключей, стоит белая пепельница и пустой стакан. Назар забирает его, уносит на кухню.
– Не стой столбом. Сядь, – проходит мимо меня, бросив к ключам мамину заколку и отломанный зубчик.
Он довольно долго лазил по машине в его поисках.
Грановский скрывается за одной из дверей и через минуту возвращается ко мне с ноутбуком и в другой футболке, без рукавов. Сразу видно, чудовище не проходит мимо спортивного зала, но в тату-салоне явно бывает чаще. Сильные руки с выделяющимся рельефом забиты татуировками по самые плечи. Там и цветы, и птица, и та самая паутина, которую я ожидала увидеть в квартире.
Понимая, что рассматриваю рисунки слишком пристально, быстро отвожу взгляд.
– Ты знаешь, – решаюсь заговорить, – если тебе нужна была помощь с проектом, мог бы просто попросить, – голос ещё слегка хриплый, но в целом, не считая бултыхающегося в груди осадка, мне стало полегче.
Проигнорировав мою реплику, дёрнув правым уголком губ, Назар быстро перебирает татуированными пальцами по клавиатуре и разворачивает ноутбук экраном ко мне.
– Это образец оформления, – поясняет он. – Вот тут, стучит пальцем по одной из папок, тема проекта и список литературы от препода.
Скроллю страницу за страницей. Их тут оказывается очень прилично. На первый взгляд ничего сложного, только время. Где взять столько времени? У меня же свои занятия есть и работа в кафе, а тут ещё и программа за третий курс.
– А если я не успею? – решаюсь посмотреть в его ледяные голубые глаза.
Дыхание тут же перехватывает, словно я по пояс зашла в холодную воду. Пугающее ощущение, жуткое. В этом парне совсем нет ничего тёплого, и даже залитый красным цветок на его руке не спасает ситуацию. Как он вообще там оказался, мне непонятно. Где Назар и где цветы? Вот тату паутины на нём очень даже в тему. Она ассоциируется у меня с той нашей первой встречей. Заманил девочку в свои сети, «сожрал» и довольно нежился на подоконнике.
– Всегда можно вернуться к первому варианту, – ухмыляется Грановский, пристально изучая мои губы, подбородок, шею…
Он делает это так, будто на мне совсем нет одежды. Я неосознанно проверяю рукой, на месте ли футболка. Замечает и тихо ржёт.
Пепельницей, что ли, в него кинуть?! Убьёт же потом, и ему за это ничего не будет.
– Нет уж, – кривлюсь от такого «щедрого» предложения. – Лучше проект. Мамочки! – резко подскакиваю, почувствовав, как об ногу что-то трётся.
Назар угорает в голос, запустив пальцы в зачёсанные назад волосы и растормошив их так, что теперь несколько прядей падают ему на глаза. Из-под стола выходит… Кошка! Лысая, странная, жутковатая. Наверное, у чудовища другой быть и не может.
– Клава, кис-кис, иди сюда, – зовёт её Назар.
– Клава? – выдыхаю, пытаясь унять подскочивший пульс.
– Угу. Сокращённое от клавиатуры, – он поднимает её на руки, гладит между острых ушей.
Кошка ластится к нему, и чудовище становится немного теплее. Надо же. Оказывается, хоть кого-то Грановский любит.
– Можешь потрогать, – предлагает мне.
– Нет, спасибо, – сажусь на своё место и всем своим видом показываю, что очень занята.
– Трусиха, – хмыкает Назар.
Внезапно меня это так задевает. Ну правда же, глупость. Испугалась кошку!
Грановский подходит ко мне и без предупреждения ссаживает Клаву на колени. Застываю. Она смотрит на меня своими раскосыми зелёными глазами. Я на неё. Обе не понимаем, чего от нас хотят.
Клава начинает сползать и, как нормальная кошка, впивается когтями мне в бёдра, прокалывая джинсы.
– Шшш… Ай! – возмущаюсь в ответ.
Ей по барабану моё недовольство, как и её хозяину. Назар вообще куда-то опять свалил. А мне больно.
– Уйди, а, – умоляюще смотрю на ещё одно чудовище.
Клава уходить не спешит, продолжая меня разглядывать.
– Ладно, – осторожно отцепляю её лапки. – Ой, да ты мягенькая, – поглаживаю по голове.
– Мяу, – как-то не очень довольно отвечает кошка.
Беру её на руки и глажу уже смелее.
– Какая ты интересная, – улыбаюсь животному. – Бархатная, тёпленькая такая.
Клава довольно мурлычет. К нам возвращается её хозяин с тюбиком клея. Забирает мою заколку, отломанный зубчик и уходит на кухню. Долго возится там, сосредоточенно соединяя пластик при помощи пинцета. Матерится, когда у него не получается, и повторяет всё заново.
Мы с Клавой тихо наблюдаем, как в стену улетает пинцет. Кошка, прижав уши, тычется головой мне в ладонь. Сидим тихо как мышки, чтобы распсиховавшееся чудовище нас не заметило.
Наконец Назар закручивает тюбик с клеем, моет руки и возвращается к нам. Из кармана достаёт флешку в металлическом корпусе.
– На, – протягивает мне. – Залей всё, что тебе надо для проекта. Скоро поедем.
– Куда?
– В общагу тебя закину, а то заблудишься ещё. Лизка меня сожрёт.
Назар снова скрывается в комнате.
Ссадив Клаву на диван, быстро скидываю себе все материалы и прячу флешку в кармашек рюкзака.
Грановский проходит мимо меня с полотенцем на плече, а минут через пятнадцать возвращается с ним же, но уже на бёдрах. Смущённо отворачиваюсь, чтобы не залипнуть на татуировках на его груди.
Не человек, а картинная галерея!
Ещё несколько долгих, мучительных минут, и Назар предстаёт перед нами в бежевых джинсах и белой, облегающей рельефный пресс, футболке. Сразу проходит на кухню. Приносит мне оттуда заколку.
– Не знаю, сколько продержится, – грубовато всовывает её мне в руку. – Не разбрасывайся такими вещами. И никогда больше не заставляй меня ждать. Поехали.